Степи — 7 августа 2016
Ни один человек не вглядывается так напряжённо в землю в поисках малейших неровностей рельефа, как тот, кто хочет присесть в степи по нужде.
Ни один человек не вглядывается так напряжённо в землю в поисках малейших неровностей рельефа, как тот, кто хочет присесть в степи по нужде.
Будет скучно и одиноко — приходите на кладбище: за полчаса удалось познакомиться с шестью таджиками, одного потерять (его забрал вместе с документами появившийся из кустов полицейский), обрести вновь и затем наблюдать, как всё тот же страж порядка, потрясая кипой бумажек, рассекает широким шагом по аллее, а за ним, мелко семеня, бежит человек двадцать таджиков.
А ещё там голубая тля такого размера, что с ней хочется сначала поздороваться, а потом сесть выпить чаю, ведя светскую беседу.
Подумалось, что последнее предложение рассказа «Девять миллиардов имён Бога» очень любопытно прочитать в свете научных воззрений на устройство вселенной: если мы видим в звёздном небе отголосок событий, произошедших миллионы лет назад, которые свет донёс до нас только сейчас, то событие в финале (и в контексте) рассказа является доводом в пользу предрешённости всех событий.
Когда я был в Чехии в 2011-м году, мир для меня перевернулся. Всё, что в чём я был уверен прежде, пришлось подвергнуть сомнению. Перепроверить и удостовериться, что солнце встаёт на востоке, что лёд тает, а вода замерзает. В Праге я узнал, что мультфильм про Крота не польский.
Стремиться, конечно, всегда надо к идеалу, однако промежуточные достижения тоже важны. Одно из них — свобода, то есть состояние, когда ты сознательно нарушаешь какой-то базовый принцип.
Простой пример — книжная вёрстка. Можно сколько угодно говорить про приводность строк и заполняемость полосы набора, однако бывают случаи, когда приходится выбирать из двух зол меньшую и, например, отвязывать строки основного текста от базовой сетки или «не дотянуть» текст до нижнего края страницы. Свобода — отсутствие мучений и угрызений совести.
В качестве запасного будильника я использую старый мобильный телефон. Поскольку большую часть времени он лежит выключенный, то заряд держит буквально неделями, а то и месяцами. Но однажды он разрядился совершенно — и вернулся на девять лет в прошлое.
Время я правильное вернул, а дату почему-то забыл, поэтому, бывает, включу его, чтобы установить будильник на завтра, а календарь мне сообщает, что послезавтра двадцатидвухлетнему двоюродному брату снова тринадцать…
Когда мне было несколько лет от роду, в двух комнатах каширского дома располагались при случае двадцать с лишним человек. Прошли годы, вырос я, в два с половиной раза вырос дом, но приезд гостей, как и раньше, вызывает переселение народов.
Уступил я вчера свою кровать, а сам устроился на временном пристанище. Но ночь прошла, гости уехали, и настало время возвращаться на прежнее место. Прихожу к вновь обретённой постели, снимаю пододеяльник — и на пол! наволочку — под ноги! простыню — в общую кучу! И кинул всё в стирку.
Затем я отправился к месту прошлого ночлега, чтобы забрать свои одеяло, подушку и простыню… А там пусто. Оказывается, двоюродный брат тайком всё уже перестелил, а я, порывистая натура, сослепу родного постельного белья не признал…
Позавчера на концерте в Пушкинском музее (Алёна Баева и Итамар Голан) стою себе в антракте около картины Шагала, разговариваю с Йосси Тавором о высоком, как вдруг мимо проходит бывшая заведующая отделом аспирантуры нашего института. Я ей здрасти, мол, а она на меня так ласково посмотрела и с сочувствием вопросила: «Ну что, нравится?» — молодой же, явно впервые классику послушать пришёл, а тут камерная музыка! И как-то ловко ускользнула, и поплыла по залу дальше. А я аж ошалел слегка от такой наглости: при моей концертной жизни это её я должен спрашивать… Тавор предложил на будущее ответ: «Вообще-то я тут живу».
Впервые про такое наклонение, как юссив, я услышал на одном из вводных гебраистических курсов. Только что разбирались всякие קָטַל и יִקְטֹל, поэтому я счёл новый термин элементом еврейской грамматической традиции и не нашёл ничего лучше, как записать то, что услышал, — יוּסִיף [yū-sīp̄], то есть увидел корень <יספ> и предположил какую-то необычную форму биньяна хифиль с первым слабым… Когда через несколько семестров выяснилось, что это юссив, изумлению моему не было предела. Годы прошли с тех пор, а я по-прежнему порой пишу йуссив и спохватываюсь только при вычитке.
Эта история произошла в кишлаке Ямг.
Остановились мы втроём в гостевом доме. Всё как полагается: хлопковые матрацы на полу и такие же тяжёлые одеяла, расшитые подушки. Запираться на ночь не стали.
Несколько часов спустя я проснулся и лежал себе в темноте, подумывая выйти во двор освежиться, как вдруг распахнулась дверь, в глаза ударил слепящий свет сорокаваттной лампочки и под шумок в комнату забежала кошка. Совершив известные в таких случаях действия, я выгнал незваную гостью и вышел следом сам.
К моему возвращению дверь снова была открыта настежь. На сей раз выпроваживать пришлось не только кошку, но и невесть откуда взявшегося котёнка. Дверь я запер на ключ и улёгся спать, а кошка обиженно мяукнула. Так отчётливо, будто сидела рядом.
Среди ночи нас разбудили жуткие звуки из фильма ужасов: кошка отчаянно скреблась, стремясь попасть внутрь. Периодически она останавливалась и тогда над ухом вновь раздавалось мяуканье. Мы посветили телефонами, но никого в комнате не увидели. Хотя животное попросили убраться восвояси и не мешать спать, звуки продолжились. Было как-то не по себе.
Лишь под утро, когда мы осоловело глядели в потолок, Шахноза почувствовала, что по ней кто-то идёт… Стало понятно, почему кошка так хотела разнести дверь в щепки и всех порвать. Второго котёнка отпустили к маме.
Утром мы обнаружили то ли одного из уже знакомых котят, то ли другого. Он тихо дремал за стопкой подушек и благосклонно отнёсся к моим попыткам почесать в безопасных местах. Когда я вернулся после завтрака, шаги напугали его, он в панике соскочил на пол, решил, что пытаться проскользнуть мимо меня слишком рискованно, ринулся к окну, подпрыгнул и зацепился одними когтями за подоконник, грохнулся на задницу, забрался со второй попытки на окно и выпорхнул в форточку.