← 3. Сновидения →
Хотя Лилия Мария Серна провела значительную часть своих лет в библиотеке и музее, назвать её жизнь можно не иначе как увлекательной. Чего стоит только случай, когда ведьма-искусствовед потеряла в парке позаимствованную у реставраторов иглу для штопания холстов прерафаэлитов и в поисках её докопалась до самой Австралии.
И при этом она всегда спала без сновидений.
Однажды Лилия Мария по просьбе подруги навестила чахнущего Зигмунда Фрейда, который, попробовав принесённый напиток цвета осеннего ветра, доверительно пожаловался на забытье по ночам. Ведьма с готовностью объяснила престарелому психоаналитику, что к чему:
— О, нет никаких поводов для беспокойства, мой добрый доктор! Причины, да будет вам известно, носят характер космологический. Ведь ночью, осмелюсь вам напомнить, дальняя от Солнца сторона земного шара погружается во тьму. А когда темно, то ничего не видно! Сны, если бы и существовали в действительности, просто оставались бы незамеченными! — залилась она снисходительным смехом.
Заявление лондонской ведьмы произвело на Фрейда сильнейшее впечатление. Он не оправился от пережитого потрясения и вскоре ушёл из жизни. Спустя годы Лилия Мария обнаружила в библиотеке книги своей жертвы, внимательно прочитала их и стала искать знающего человека, с кем можно было поделиться критическими замечаниями на сей счёт. Энциклопедический словарь посоветовал обратиться к Карлу Густаву Юнгу.
Психиатра вовремя предупредили о грозящей опасности, и он скрылся в Кюснахте, но ведьма всё равно разыскала его и безапелляционно сообщила следующее:
— Эти ваши так называемые сны, — процедила она с неподражаемой брезгливостью, — являются не более чем защитной реакцией нервной системы на стресс земного бытия. Пребывая в гармонии с действительностью, я провожу ночи в совершенном умиротворении и снов не вижу, чего и вам желаю, господин профессор.
Юнг, на свою беду, осмелился подвергнуть её слова сомнению, и, как известно, живым из Кюснахта уже не вернулся.
И вот вскоре после приезда на дачу Лилии Марии стали являться по ночам странные образы, которые к концу июня получили звуковое сопровождение и превратились в полноценные сновидения. Картины были цветные, как работы Фалька, пока у него не отобрали яркие краски.
Так и в эту ночь она очутилась в сумеречном лесу, где стояли стеной высокие вязы; верхушки их терялись во тьме небес. Сквозь окна виднелись заливные луга, в воде которых отражались мириады мерцающих звёзд: должно быть, горничная Селена опять разлила Млечный Путь и не удосужилась вытереть лужу. Никакого сладу с ней нет!
Ведьма вышла на поляну: в центре её стояла смоковница, а на вершине дерева сидел удод и бил в барабан.
— Что за дурная птица…
— На себя посмотри! — огрызнулся удод. Впрочем, это был уже не он, а какая-то старуха с лошадиными чертами лица, похожая на Лукрецию.
Лилия Мария такой грубости снести не могла и… проснулась.
Дом тихо дремал. Чайник посапывал у кровати, в подвале похрапывали часы, Мышь под комодом повернулась на другой бок.
— Почудилось, — прошептала ведьма-искусствовед и постаралась уснуть опять, но тщетно. Так она и провалялась, глядя в стену, и лишь с рассветом забылась на несколько часов.
После завтрака Лилия Мария отправилась исследовать окрестности. Сновидение совершенно изгладилось из её памяти, и ничто не омрачало прогулку. Даже „Добро пожаловать“ на кладбищенских воротах смотрелось жизнерадостно.
— Что ж, если приглашают, отчего не зайти? — решила ведьма.
Никогда прежде ей не доводилось видеть столько красивых имён в одном месте: Вирджиния и Патриция, Алисия и Селена. Последняя чем-то привлекла Лилию Марию; она остановилась узнать подробности.
Надгробный камень поведал, что Селена скончалась в 1830 году. Эпитафия же была своеобразной: „Она пролила кровь с молоком за наши грехи“.
— Ерунда какая-то! Что за молоко?..
И тут она оцепенела, вспомнив свой сон.
— Это просто случайность, не более того! — проблеяла она воротам. — Ах, какое совпадение, какое совпадение, — сообщила она обомлевшей гусенице на бегу.
Она хотела что-то сказать и зеркалу в прихожей, но в присутствии вышедшей спросить насчёт обеда горничной постеснялась.
После обеда ведьма расположилась в кресле у камина и стала перебирать старые открытки. Среди них было множество посланий со всего света, но часть собрания тётушкина тётушка употребила под дневниковые записи. Лилия Мария взяла открытку, на которой звезда с звездою обменивались пожеланиями счастливого Рождества.
— Какая… прелесть, — выдавила ведьма-искусствовед и посмотрела на оборотную сторону карточки. Почерк был такой острый, что резал глаза, поэтому она взяла специальные очки для чтения с мутными стёклами и смогла прочитать следующее:
— Фламиния Констанца навестила меня ввечеру. Старая дура! Уж она лебезила, будто корицы объелась: пришла прощения просить, принесла в подарок чучело… Чучело, впрочем, хорошее, поставила слева от камина.
Лилия Мария бросила туда взгляд и увидела удода, которого раньше не замечала. В растерянности, она вскочила на ноги и долго ходила без цели по комнатам и коридорам, пытаясь успокоиться.
Ничего удивительного, что вечером ведьма долго держала слуг при себе и донимала расспросами о чём угодно, лишь бы отсрочить час сна.
— Милочка, вы полагаете, у дадаизма было будущее?
— У… додо… чего?
— Как, вы не знаете? Удодоизм — это направление… тьфу, вы что, нарочно?
— Нарочно что?
— Ничего! Спокойной ночи, — зевнула наконец Лилия Мария и пошла в спальню.
Поля за окном, обычно покрытые слоем золотой пыли, выглядели теперь непрезентабельно. Казалось, что по ним прошло стадо слонов.
— Наследили-то как! — проворчала ведьма и полезла в форточку.
На луне было свежо, но активная работа веником согревала члены. Внезапно послышался знакомый голос:
— Соседка, не вас ли я вижу?
— Здравствуйте, Фламиния.
— Как здесь тесно, вы не находите?
— Что? Тесно?! Мне вот нисколечко.
— Нет, тесно, тесно! — Фламиния закружилась в танце, всё больше разбрасывая золотую пыль. В конце концов она потеряла равновесие и снесла пальму в горшке.
— Ах ты, коровища неуклюжая, — прошипела ведьма и влепила соседке совком по лбу.
— Ну, знаете ли, — возмутилась Лилия Мария, проснувшись, — это точно не мои сны. Я бы так ни за что не поступила.
За завтраком она взвесила все „за“ и „против“ и решила, что не уронит достоинства, обратившись к Лукреции за советом о сновидениях.
— Лилия! Приветствую вас в моей скромной обители!
Обитель едва ли в чём-то уступала особняку Лилии Марии, но Лукреция любила это выражение.
— Доброе утро, милая Лукреция!
— Как вам спалось? Я всем говорю, что здешний воздух кого угодно сведёт с ума, ведь правда?
Лилия Мария уставилась на собеседницу — та действительно выглядела немного не в себе, но это можно было объяснить и ранним часом визита — и не нашлась что ответить.
— Ой, — рассмеялась Лукреция, — наоборот, конечно наоборот!
— А я уж подумала… — криво улыбнулась ведьма-искусствовед и нервно повела плечами: — Мне докучают, знаете… сны, — последнее слово она произнесла шёпотом.
— Кто? — не расслышала соседка.
— Сны, — не разжимая зубов, повторила Лилия Мария.
— Ах, сны! — обрадовалась чему-то Лукреция. — Это у вас городская суета из головы ещё не выветрилась, не иначе, вот и даёт о себе знать. Ведь снов не существует! Вам ли не знать, Лилия, дорогая моя? — с укоризной спросила она.
— Разумеется, разумеется! Я говорю так одной простоты ради.
— Думаю, вы скоро освоитесь и всё пройдёт.
— Нет никаких сомнений. Но, может быть, вы порекомендуете что-то натуральное для успокоения нервов?..
— Есть одно средство… Вы проходите, пожалуйста, а я сейчас вернусь.
С этими словами Лукреция скрылась на кухне. Оттуда донеслось страшное рычание, удары о решётку и звон разбитого стекла. Лукреция вернулась, тяжело дыша, с пузырьком фиолетовой жидкости:
— Вот, держите. Две капли на ночь — и полный провал!
— Лукреция, вы безмерно добры! Я вам так обязана!
— Что вы, пустяки! Только не превышайте дозировку, я вас прошу.
— А что может случиться?
— Презабавные вещи. Тётушка рассказывала мне, как её тётушка, кстати, обратите внимание на её портрет за дверью…
Лилия Мария оглянулась и увидела на картине престарелую Фламинию Констанцу в образе египтянки. Когда она окончила изучение полотна и вернулась в мир живых, Лукреция продолжила:
— Так вот, однажды она приняла три капли. Можете себе представить? И ей взбрело в голову навестить кого-то из ведьм неподалёку. Она стучала в дверь кулаком, забыв про звонок, потом ввалилась в прихожую, а ведь была осень, все дороги развезло и непролазная грязь… В общем, она натоптала, повалила пальму в горшке, а потом стала упрекать хозяйку дома в тесноте коридора. Та пыталась ей возражать, но, видя, что словами тут ничего не добьёшься, ударила по голове… Видите на портрете у тётиной тёти прямоугольное пятно на лбу? Моя тётушка унаследовала его, да и у меня, если приглядитесь, найдёте след. Это наша семейная черта! Так что три капли пить не рекомендую, дорогая Лилия, — погрозила Лукреция пальцем.
— Нет-нет, ни в коем случае! Спасибо!
Лилия Мария вернулась домой окрылённая и провела остаток дня без забот.
Она собиралась принять яд саблезубого зайца перед самым сном, но прежде решила взбить подушку. К её удивлению, из неё выскочил удод с лицом Фламинии.
— Это ещё что такое? — вздрогнула Лилия Мария и попыталась прибить птицу подушкой.
Она промахнулась, зато от удара вместе с пухом из наволочки вывалилась целая тётушкина тётушка с совком и стала беззвучно гоняться за удодом по всей комнате. Лилия Мария носилась за ними обоими и размахивала подушкой, из которой сыпались пальмы, овцы, кони, люди… Запыхавшись, ведьма присела рядом с гусем за прялкой и открыла окно, чтобы освежиться. Подул ночной ветер, и призраки растаяли в воздухе. Она осторожно ткнула подушку ногой — наружу выполз ещё один сон, но и этот растворился, как остальные, на сквозняке.
Лилия Мария убедилась, что в подушке ничего не осталось, и легла спать без сомнительного средства Лукреции.
На другой день она вытащила во двор все подушки и велела слугам хорошенько их выбить. Россыпи снов летели по ветру и исчезали один за другим. Лилия Мария потягивала кофе, с удовлетворением наблюдала за дезинфекцией и не думала, что теряет память предков навсегда.