Сентябрь 2016, Москва
Мельница Василиса Дмитриевна прослужила верой и правдой не один десяток лет. Лучше своих подруг она улавливала малейшее дуновение ветра, и даже в знойный летний день, когда воздух звенел недвижимо на месте, её крылья нет-нет да совершали оборот. Мельница устояла не в одном урагане, пережила снег и дождь и никогда не прекращала усердно молоть зерно. Однажды в ней завелись черти, но она не растерялась, а стала день и ночь напролёт скрипеть жерновами. Черти держались, черти крепились, но не вынесли пытки и сбежали — невыспавшиеся, с красными глазами и с ног до головы белые от муки.
В детстве мельница была очень хорошенькой кофемолкой, но врачи нашли у неё камни, которые вырастают в жернова, и ей суждено было уйти в поле. Там Василиса окрепла, подружилась с ветром и стала первой красавицей в окру́ге. Многих мельников довелось ей повидать на своём веку, и все были с ней любезны и обходительны.
Но время не щадит никого: с годами пропала нужда в мельницах, и теперь коротали они свой долгий век в беседах. Бывало, в неспокойный день мельницы махали крыльями и, охая, говорили друг другу:
— Ох, Акулина Петровна, стара я для такой работёнки! Не та я стала теперь, не та.
— И-и-и! — махала крылом её соседка. — И не говори, Варвара Кирилловна! Куда умчались дни лихих забав?
Говоря о лихих забавах, Акулина Петровна имела в виду случай, когда ей пришлось размолоть в пыль семь мешков грецких орехов, завезённых по ошибке вместо зерна.
Надо же такому случиться, что владелец городской хлебопекарни (назовём его для краткости пекарем) и мукомольного завода, а также хозяин газет и зерновозов приехал на своём роскошном автомобиле осмотреть мельничное поле. Он хотел купить эту землю и построить на ней ватрушечный комбинат.
Поле пекарю понравилось: с одной стороны оно было достаточно длинным, а с другой — довольно широким. Измерения по третьей оси дали результат в восемь километров глубины и примерно плюс бесконечность высоты, что с лихвой покрывало его потребности в строительстве творогопрессовательной шахты и муковеятельной башни.
Проходя мимо старой мельницы, пекарь сказал сопровождавшему его землемеру:
— Подумать только, как нерационально использовали люди землю!
И он обратился к самой мельнице:
— Что, Василиса Дмитриевна, — он знал имя по кадастровой карте, — не хотите ли на покой в музей?
Мельница добродушно проворчала, что ей и здесь весьма покойно. Пекарь не разобрал слов, зато землемер, сам из мельников, подавшийся в город на заработки, вздрогнул:
— Мельница говорит.
— Будет вам смеяться, — улыбнулся пекарь. — Дорогая моя мельница, — продолжал он, — привязываться к одному месту вредно. Я могу организовать ваш переезд наилучшим образом. Что скажете?
— Ох, ох, стара я для переездов-то, — проскрипела мельница.
— Говорю же вам, мельница разговаривает! — испугался не на шутку землемер.
Пекарь даже рассердился:
— Что ж, тогда вы с ней и разговаривайте! Просите её сегодня пожаловать ко мне на ужин.
Землемер стоял и не понимал, шутка это или нет.
— Что же вы стоите? Просите мельницу в гости ко мне домой нынче же вечером.
— Хорошо, как вам будет угодно. О мельница!
— Ась? Я плоховато слышу, — сказала мельница. — Погодите, я повернусь к вам другой стороной.
И она действительно повернулась. У землемера по спине пробежали мурашки.
— О мельница! — продолжил он. — Этот уважаемый человек, которого вы видите пред собой, приглашает вас к себе на ужин и ждёт в гости сегодня на исходе дня.
— Ох, я столько лет провела на одном месте, вся уж осела, но я приду, непременно приду, — сказала польщённая Василиса Дмитриевна.
— Вы слышали?! — воскликнул землемер. — Говорю же вам, она мне ответила!
— У вас хорошее воображение, друг мой, — возразил пекарь. — Мельница скрипит на ветру, а вы изволите слышать в этих звуках слова.
— Но она сказала, что придёт!
— Ну, хорошо! — рассмеялся пекарь. — Я буду ждать её.
И они уехали.
А вечером пекарь сидел себе на балконе и пил с землемером чай.
— Что-то не идёт наша мельница. Да и как ей идти, ведь ног-то у неё нет, — усмехнулся пекарь.
— Не шутите так, я действительно слышал, как мельница обещала прийти.
— Должно быть, вы устали. Так бывает. Когда я открывал свою первую пекарню и работал как проклятый круглые сутки, мне иногда — от усталости, не иначе, — в треске дров слышались какие-то слова.
Землемер вздрогнул:
— Вы слышали?
— Что?
— Наверное, показалось… А, нет! Вот оно снова!
— Да что же „оно“?
— Какой-то низкочастотный шум.
— Может быть, в городе строят метро? Представляете, сидим мы на балконе, а прямо под моим домом в туннеле ведут подрывные работы…
— Нет, это не то.
Раздался ещё один удар, более заметный. Теперь нахмурился пекарь:
— Да что они, в самом деле.
От следующего удара пошёл рябью чай, потом звякнула ложечка, подскочила на блюдечке чашечка. Подскочил на стульчике и пекарь. Послышались крики, детский плач и лай собак, над городом кружили перепуганные стаи ворон. Удары не прекращались, а даже как будто становились громче.
Бледный как мука, пекарь сбежал по лестнице. Он отворил дверь, и во дворе показалась Василиса Дмитриевна. Точнее, показалась она не так уж быстро — ног-то у неё, как справедливо заметили, не было. Мельница передвигалась прыжками. Вот и сейчас она как-то ссутулилась, взмахнула крыльями и подпрыгнула на несколько метров вперёд, разбив всмятку прекрасный автомобиль пекаря. Со следующим её прыжком в доме вылетели стёкла. Пекарь, вжав голову в плечи, бросился навстречу гостье.
— Прошу вас, остановитесь!
Мельница увидела его и перестала скакать.
— Дорогая Василиса Дмитриевна, я очень рад вас видеть.
Мельница тяжело дышала после трудной дороги. Пекарь почувствовал себя неловко и поспешил продолжить светскую беседу:
— Какая у вас чудесная крыша!
— Что?! Не слышу! — Василиса Дмитриевна за время пути совсем оглохла.
И она прыгнула поближе.
— И окна у вас тоже, знаете, очень милые.
— Говорите, пожалуйста, громче! — попросила мельница и подвинулась ещё немного. Пекарь едва устоял на ногах.
— А уж какие у вас славные крылья!
Василиса Дмитриевна сделала последний прыжок и неловко приземлилась прямо на пекаря. С тех пор мельница так и стоит на том самом месте. Говорят, её облюбовал оставшийся без работы землемер и даже открыл там музей. По понедельникам, когда музей закрыт, землемер беседует с Василисой Дмитриевной о былых временах, записывает её истории и готовится опубликовать книгу „Мои беседы с мельницей“.