← 7. Обмирание →
С самого раннего детства Лилия Мария Серна любила во всём порядок. За годы в библиотеке она изобрела восемь новых способов каталогизации книг и последовательно испытала их на посетителях. Поскольку довести систему до идеального состояния мешали лишь читатели, от которых избавиться было затруднительно, ведьма в конце концов решила, что усилия её достойны большего, и перешла на работу в Королевский музей изящных искусств. Там она начала изыскания в области архитектуры человеческой души и могла наблюдать объект научного интереса — человека при столкновении с прекрасным — в естественных условиях.
На даче Лилия Мария оттачивала навыки организации хаоса в ходе инвентаризации доставшегося ей дома, а также путём тщательной сортировки корреспонденции: не доверяя автоматическим фильтрам, она и электронную почту разбирала вручную. Сначала ведьма удаляла спам, хотя порой и пересылала любопытные коммерческие предложения тем своим знакомым, которых могла заинтересовать, к примеру, операция по наращиванию мануала у домашней фисгармонии. Затем Лилия Мария брезгливо выбирала извещения об оплате коммунальных услуг и складывала в специальный раздел.
При третьем проходе по входящим она уделяла внимание работе и отвечала на ежедневные послания директора музея. Крики души его были выдержаны обычно в таком духе: „Глубокоуважаемая Лилия, не помните ли вы, когда в последний раз в каталог включали эскиз Тёрнера к «Девушке с мясорубкой»?“ Лилия Мария отвечала на эти письма просто и без изысков: „Эскиз Джозефа Меллорда Вильяма Тёрнера к портрету тётушки моей тётушки, премного- и, несомненно, в не меньшей степени, чем я вами, глубокоуважаемый мною господин директор, публиковался последний раз в каталоге, подписанном в печать двенадцатого октября тысяча девятьсот шестьдесят первого года. Лилия“.
Потом ведьма разделывалась с личной перепиской — это было просто, потому что Лилия Мария предпочитала для связи с друзьями и близкими старомодную бумагу, и удовлетворённо смотрела на надпись: „Непрочитанных входящих нет“.
Однако в этот четверг что-то пошло не так: система утверждала, что есть новые сообщения. Раздражённая, Лилия Мария стала листать список писем и спустя полчаса обнаружила в самом начале невесть откуда взявшееся письмо без заголовков, датированное 1970 годом. Текст гласил следующее: „Лиличка, дорогая, нам нужно поговорить. Как насчёт после обеда? Целую — тётя Офелия“. Лилия Мария не знала, что и подумать. Особенно её беспокоил тот факт, что это была уже вторая странность за последнее время. Первой была шкатулка.
В течение лета ведьма постепенно разбирала дом; в августе очередь дошла и до библиотеки. Великолепное собрание тётушки её тётушки включало не только раритетные издания Шекспира, но и половину черновика Великой хартии вольностей (другую его часть, как известно, повар короля Иоанна Безземельного использовал для запекания зайчатины). На верхней полке, под самым потолком, да так, что снизу и не заметишь, Лилия Мария нашла добротно сделанную коробочку, в которой узнала свою детскую шкатулку для очень важных вещей. За давностью лет ведьма совсем позабыла, что могло лежать внутри, и лишь смутно помнила, как тайком от тёти в последний свой день на даче прокралась в библиотеку и положила шкатулку на это самое место. И вот спустя сто с лишним лет она вернулась ей в руки.
Лилия Мария устроилась поудобнее в кресле и даже затаила дыхание, когда взялась за крышку, приготовившись встретиться со своим детством. Но тут она увидела на передней панели замо́к. Замо́к. Но где же ключ?
— А, так справлюсь! — махнула рукой ведьма-искусствовед. Ей так хотелось скорее узнать, что же спрятано внутри, что она попыталась запустить в скважину ноготь, чтобы поковырять в механизме, но не тут-то было: механизм был сделан на славу, металл не поддался.
— Чтоб его… — помянула ведьма неизвестного мастера.
Тогда она вынула из волос заколку, которую использовала в музее вместо ключа от всех дверей, но — бдинь! — заколка сломалась, едва Лилия Мария надавила на неё.
Ведьма приложила шкатулку к уху и стала постукивать по ней, чтобы хоть по шумам определить, что там внутри. Однако навыки эхолокации не числились среди талантов ведьмы, поэтому операция не принесла никаких плодов.
В этот момент в библиотеку зашла по какому-то делу горничная и немеделенно попала на экскурсию:
— Вот, извольте видеть: короб деревянный, конец девятнадцатого века, красное дерево, металл (латунь), на крышке изображена модная в те годы пасторальная сцена „Пастух вяжет бантики овечкам“, размеры — тридцать два на двадцать четыре на восемь; по всей видимости…
— А что внутри?
Лилия Мария вспылила и аж зашипела. Несчастная девушка невольно присела в реверансе и, не поднимаясь, так на полусогнутых ногах бочком-бочком, как краб, скрылась с места происшествия.
Запах тлеющей обивки кресла мешал сосредоточиться, поэтому Лилия Мария вышла во двор проветриться. Она наворачивала круги вокруг дома, а фитнес-браслет послушно считал шаги: тик-так, тик-так.
— Ес-ли — есть — у — нас — за-мок, — дол-жен, — зна-чит, — быть — и — ключ.
Она остановилась.
— Ведь так?
— Тик-так! — отозвался браслет ни с того ни с сего.
— Хватит поддакивать! — набросилась ведьма на ни в чём не повинное устройство. — Про себя считай. Цыц.
— Где — же — мо-жет — он — ле-жать? — Точ-но — там, — где — вся-кий — хлам!
И, окрылённая своими дедуктивными способностями, Лилия Мария поспешила на второй этаж в бывшую спальню Офелии Эвридики. Здесь ведьма торжественно распахнула дверцы платяного шкафа, и только врождённая ловкость спасла её от погребения под безделушками, которые припрятала запасливая тётушка. Среди вещей, заслуживших вечную жизнь в шкафу, были треснувшие чашечки, полные воспоминаний, молчаливые пузырьки засохших чернил, хирургический набор времён Первой мировой войны (в доме тогда располагался госпиталь), а также увесистая связка старых ключей. Она-то Лилии Марии и была нужна. Ведьма стала перебирать их один за другим и с лёгкостью узнавала, как добрых друзей:
— Рояль, прежняя кухонная дверь, замурованная калитка в снесённой ограде, кукольный домик, сарай… сара-а-ай! Так вот где он был, — протянула Лилия Мария, вспомнив раскуроченный ею в июне замо́к. — Ключ от корсета, ключ от часов… надо бы его приберечь, а то скоро завод кончится… — Последний раз напольные часы с инкрустацией в подвале заводили ещё во время её детства.
И — ничего. Заветного ключа не было в помине.
Лилия Мария спустилась к обеду в задумчивости и ела, поставив загадочную шкатулку против себя. Периодически ведьма обращалась к мирозданию с риторическими вопросами. На один из них ответила по наивности прислуживавшая за столом девушка, но ведьма была так погружена в себя, что не заметила этого.
— Что же это такое?
— А, вы тоже слышали? Это Том, волынщик из соседней деревни, шёл тут давеча, споткнулся, да и упал на волынку. Звук такой был! Жуть! Уж он ругался на дорожную службу, я вам скажу, на чём свет стоит клял! Но вы его строго не судите: он человек простой, да и волынку, сами посудите, жаль! Он её, говорят, получил от королевы эльфов. Я сама-то, конечно, не всех деталей помню, это мне рассказывали, но вроде бы шёл он однажды, прямо скажем, подвыпимши, не без этого…
— Неужели?..
— Да, с ним случается. Невмоготу ему стало, значит, по дороге. Нагнулся он посреди вереска, ну, понятно с какими целями. Сделал, что надо было, и вдруг слышит: „Том, Том, звуков таких не слыхали мы, вообразить не могли себе“… и так далее, я наизусть не помню, он сам лучше рассказывает, вы когда-нибудь послушаете — ухохочетесь! Короче, эльфы сильно впечатлились. У них там, типа, новый этап в развитии музыки наступил. И подарили ему волынку, которая издаёт, э-э-э, божественные звуки. Точь-в-точь как он сам, когда, это, ну среди вереска-то…
К этому моменту Лилия Мария уже оторвалась от своих размышлений и с ужасом дослушивала историю о чудесном инструменте. Девушка, заметив выражение лица ведьмы, осеклась и поспешила перевести разговор на тему десерта. Лилия Мария выдавила:
— Благодарю. Я, пожалуй, воздержусь.
С тех пор музейная работница не выпускала шкатулку из рук. Вот и теперь, разобрав почту, она взяла шкатулку и направилась к соседке.
— Лилия, вы просто не представляете, до чего вы вовремя! — набросилась на неё Лукреция Борджия. — Скорее, скорее!
— Господи, что стряслось?
— Тётя Алиса! Она искала имя и застряла под кроватью… Теперь она рыдает, потому что, конечно, ничего не нашла, а я не знаю, как уговорить её выйти к чаю… Ведь она даже не совсем моя тётя, а тётя Ирен… Скорее, пойдёмте!
Лилия Мария впервые была в спальне в доме Лукреции. Она совсем не удивилась стильным лиловым обоям с узором из хризантем, но вид мельтешащих ног тёти Алисы в кислотно-розовых тапочках и прямо-таки слоновьи всхлипы потрясли её до глубины души.
— И здесь его тоже нет! Ну где, где я могла его потерять?! Я уже везде искала: и на кухне, и в кладовке, и вот под кроватью…
— Осмелюсь заметить, тётя, — неуверенно начала Лукреция, повысив голос, — что вы ко мне приехали уже без имени.
— Да? — недоверчиво спросила тётя Алиса и икнула.
— Совершенно точно.
— А где же я его оставила?
Лукреция с отчаянием посмотрела на Лилию Марию и ответила:
— Боюсь, я не знаю.
Слова её заглушила новая порция воя. Где-то в лесу ведьме вторили волки.
Лилия Мария села на краешек кровати и погладила тётю Алису по тому, что ещё оставалось снаружи. Она немного притихла.
Вдруг лондонская ведьма рявкнула так, что сама Лукреция подскочила на месте:
— Тишина в библиотеке!
Тётя Алиса думать забыла про своё имя и пулей вылетела наружу. Лукреция поймала её в объятия и стала успокаивать, одновременно благодарно кивая Лилии Марии. Та поняла, что сейчас не лучший момент для бесед о замка́х, и пошла обратно к себе домой.
Надо сказать, засуха стояла неописуемая: луга желтели целыми гектарами, увядали кусты и клонились долу деревья. Воздух стелился по пыльной земле, и тихо пульсировала, источая жар, земля. Ведьма захотела пить, но, как назло, с собой ничего не было. Она огляделась и увидела у леса стадо.
— Цып-цып-цып, — ворковала Лилия Мария, подходя к коровам, чтобы не спугнуть их раньше времени. Они с интересом смотрели на приближающуюся ведьму и, предположив недоброе, на всякий случай встали плотнее.
— Гули-гули, коровушки, гули-гули, лапушки мои, молочка напиться не дадите ли?
Животные покачали головами и постарались повернуться так, чтобы вымена их не слишком бросались в глаза.
— Очень хорошо! — истолковала по-своему ответ Лилия Мария и стала подбираться к одной корове. — Ки-ис, кис-кис… попалась! — Ведьма бросилась ей под брюхо и стала жадно сосать молоко. Корова опешила от такой наглости и только со слезами в глазах смотрела на своих подруженек, мол, что делается-то, а? Как жить-то теперь?
К чести Лилии Марии будет сказано, что, насытившись, она весьма учтиво поблагодарила несчастное животное и вежливо попрощалась со всем стадом.
Дома она намазалась кремом от загара, улеглась в шезлонг и задремала.
Солнце пекло пуще прежнего. В полной тиши — даже насекомые угомонились — ведьма вдруг различила лёгкие шаги. Она открыла глаза и увидела тётю Офелию, которая совсем не изменилась за время пребывания на том свете.
— Здравствуй, Лиличка! Как славно, что ты меня дождалась, а то я задержалась в пути.
— Тётя! Неужто это вы в самом деле? Я так рада! Что вас сюда привело?
— Да так… Думаю, дай проведаю Лиличку, тем более что моим домом занимается. Вдруг помощь понадобится какая по хозяйству, так я тут как тут…
— Тётя, но вы не более чем бестелесный дух, который является к тому же, надо полагать, плодом моего воображения, родившимся под воздействием теплового удара.
— Это твоё появление на свет, Лилия, было для всех ударом. А ещё бо́льшим потрясением стали для меня три летних месяца, что ты провела здесь в десятом году. Я чуть не зачахла.
— Неправда! — обиделась Лилия Мария. — Я была очень спокойным ребёнком.
— Зато больно уж любопытным. Знаешь, сколько комнат из-за тебя пришлось открыть? А ведь это пыль, беспорядок…
— Кстати, тётя, вам не приходило в голову сделать опись имущества? Я совсем с ног сбилась, сортируя и разбирая все эти вещи.
— Что ты, Лиличка, мне было не до того! Дом, хозяйство… Что ты на меня так смотришь? Ладно, ладно, просто мне было удобно, когда всё везде лежит под рукой.
— Вот именно! Это ваше всё, тётя, именно что везде и лежит! Хорошо, я понимаю ещё, почему можно циркуль положить вместе с часовыми механизмами, это хотя бы по алфавиту, но мешки с запасными перьями для перины и мочалки!..
— Мешки и мочалки тоже по алфавиту… — заметила тётя Офелия, поджав губы.
— Ну и что! Ведь так нельзя! Снегоступы в подвале…
— Там ле́дник был!
— Это когда же? В ледниковый период?
— Нет, почему. Это тётины снегоступы. Она в них ходила за картошкой… Между прочим, если надеть эти снегоступы и пойти по снегу, то можно полсвета за час обойти.
— Тётя, да вы после смерти совсем потеряли связь с реальностью. Снега не было уже лет десять!
— И что же? Выбрасывать их, что ли?
— Вот ещё! Снегоступы, конечно, должны лежать в шкафу с булавками.
— Это почему ещё?
— А вот случится зима, как в прежние времена, пойдёшь на снегоступах в лес и замёрзнешь. Тогда возьмёшь булавку и потыкаешь в руки и ноги, чтобы проверить, не отморозил ли.
— Ах, ты всегда была такая умница, Лиличка. Что это у тебя, между прочим?
— Моя детская шкатулка для очень важных вещей.
— То-то я смотрю: знакомая вещица! Что же в ней лежит?
На этот раз Лилия Мария надулась, как ребёнок, и пробурчала:
— Не помню.
— Вот и замечательно! Давай я помогу тебе!
— Каким образом?
— Две головы лучше, чем одна, не правда ли?
Лилия Мария не стала вновь выражать сомнения в реальности происходящего и только кивнула.
— Вот и славно! Пойдём.
Они подошли к дому и столкнулись в дверях с маленькой Лилией Марией с ножницами в руках.
— Извините! — крикнула она и унеслась куда-то за угол.
— Не отставай! — скомандовала тётя Офелия.
Ведьмы бросились за феей и нашли её среди розовых кустов с крылатым поросёнком на руках. Он вертелся и счастливо визжал, не зная о грозящей ему опасности.
— Лиличка, что ты делаешь? — спросила Офелия Эвридика.
— Хочу отрезать ему хвост, чтобы посмотреть, вырастет ли новый!
Ведьма-искусствовед была готова провалиться сквозь землю, но Офелия Эвридика спокойно продолжала беседу:
— Боюсь огорчить тебя, милая, но он не вырастет.
— Почему?
— Потому что это не ящерица. Давай-ка отпустим его, а я тебе кое-что покажу…
Крылатый поросёнок полетел к своим братьям и сёстрам, а Офелия Эвридика села с племянницей под кустом и взяла в руки ножницы. Лилия Мария встала рядом.
— Смотри: „Я очень люблю Лиличку, мою племянницу“.
Тут Офелия Эвридика щёлкнула ножницами перед ртом, и слова легко, как пёрышко, упали на траву.
— Видишь? Можно любые слова так отрезать.
— Зачем?
— Чтобы сохранить. Например, ты боишься забыть очень важную информацию, тогда отрезаешь слова и прячешь в надёжном месте. Ножницы я заберу и положу на место, в банку с пуговицами, которая хранится в хлебнице на кухне. Если понадобятся — верни обратно, хорошо? И не бегай с ними, а то упадёшь ещё, чего доброго.
Офелия Эвридика встала и пошла прочь, сопровождаемая Лилией Марией, а девочка подняла с травы тётины слова, аккуратно сложила их и убрала в шкатулку, которую носила с собой.
— Вытирай ноги, Лиличка, — сказала Офелия Эвридика при входе в дом.
Ведьма-искусствовед закатила глаза, но пару раз шаркнула по коврику у двери.
В столовой было накрыто к чаю. За столом сидела, болтая ногами, маленькая Лилия Мария и записывала в блокнотик столовые приборы. Лилия Мария расположилась напротив себя и стала ждать.
Офелия Эвридика налила чаю всем троим и обратилась к девочке:
— Лиличка, моя хорошая, отвлекись хоть на минуту, а то скоро вырастешь и так и не попробуешь конфеты.
Конфеты были круглые, в ярко-малиновых и изумрудных фантиках.
— Почему? Вы их съедите?
Тётя засмеялась:
— Хотела бы! Увы, это невозможно.
Лилия Мария и Лилия Мария озадаченно посмотрели на тётю, но та была совершенно серьёзна. Она взяла конфету, развернула фантик — оказалось, что внутри ничего нет.
— Эти конфеты можно есть только в детстве. Но главное не это, а то, что на фантике будет написано что-то для тебя очень важное. Что-то, чего ты, может, пока не понимаешь, но всё равно важное.
Маленькая Лилия Мария взяла зелёную конфету и развернула её. Конфета была одновременно кисло-сладкая, будто бы с перцем и бананом, корицей и шоколадом. Насыщенный вкус держался во рту ещё долго после того, как конфета была проглочена. Ведьма-искусствовед приняла фантик из рук феи и прочитала: „Сейчас лучшее время в твоей жизни“.
— Тётя, а ведь это правда.
Та показала жестом, что не знает содержания написанного. Зато маленькая Лилия Мария огорчилась:
— Да? То есть всё, что будет потом… всё будет хуже?
— Конечно, нет! — заверила её Лилия Мария, хотя самой плакать хотелось.
Она отдала фантик девочке; та сложила его и убрала в шкатулку.
— Ну, пошло-поехало, — сказала Офелия Эвридика. — Лиличка, ведь это всего лишь конфеты, они всегда говорят о хорошем.
— О хорошем, но всё равно грустно…
После чая тётя сказала Лилии Марии, что та найдёт её у библиотеки, и оставила племянницу наедине.
Маленькая Лилия Мария вскоре сделала перерыв в работе, вырвала из блокнота листочек и что-то на нём написала. Прежде чем она убрала в шкатулку и его, Лилия Мария успела подсмотреть, что там говорилось: „Я, наверное, многое забуду, когда вырасту, но хотела бы помнить, что я всегда буду собой. Всё самое дорогое всегда со мной, будь мне шесть лет или сто двенадцать“.
Лилия Мария вышла из столовой в коридор. Офелия Эвридика следила за происходящим в библиотеке через замочную скважину.
— Ш-ш-ш! Что ты топаешь!
— Почему это топаю… — возмутилась Лилия Мария.
— Тс-с-с! — замахала она рукой на племянницу.
— Хорошо, — прошептала та, — что происходит?
— Смотри!
Офелия Эвридика уступила место у двери Лилии Марии. Та заглянула в библиотеку и увидела себя маленькую. Девочка разглядывала книжные полки и искала подходящее место, чтобы что-то спрятать. Остановив свой выбор на самой верхней полке, она разбежалась и взмыла под потолок, положила там шкатулку для очень важных вещей и спланировала на пол. Бросив последний взгляд на стеллаж — снизу ничего не было видно, — она побежала наружу.
Лилия Мария вовремя отскочила — дверь распахнулась, и Лилия Мария бросилась в объятия Офелии Эвридики:
— Всё, тётя, я готова!
— Очень хорошо, дорогая. Машина уже ждёт, пойдём.
Тётя посадила племянницу в машину и напоследок сказала:
— Обещаешь, что мы ещё увидимся?
— Конечно, тётя Офелия!
— Ну, тогда счастливого пути!
Офелия Эвридика и Лилия Мария проводили автомобиль взглядом и, не сговариваясь, вышли в сад.
— Лиличка, что это у тебя тикает на руке?
— А, это. Фитнес-браслет. Он считает шаги, калории, проверяет пульс…
— Изумительно! Жаль, что раньше такого не было.
— Да, очень жаль.
Они подошли к шезлонгу. Лилия Мария, совершенно обессиленная, опустилась на него.
— Тётя, вы не знаете, как открывается шкатулка?
— Лиличка, ты меня удивляешь. Как может открываться шкатулка? Поднимаешь крышку…
— А замо́к?
— С чего ты решила, что он заперт?
Лилия Мария ошеломлённо посмотрела на Офелию Эвридику.
— Я рада, что мы всё же встретились снова, — сказала тётя.
— Я тоже очень рада … — сказала Лилия Мария и… проснулась.
Солнце уже почти совсем зашло. Шкатулка всё ещё была у неё в руках. Лилия Мария взялась за крышку… помедлила… и открывать не стала — самое дорогое и так было с ней.